Фанфикс.ру rain_dog - Летучий корабль

— Все снимай. Поттер, — говорит он почти грубо, делая шаг ко мне, — как ты себе это представляешь?

Никак. Я краснею, но все же решаюсь взглянуть на человека, который так буднично и спокойно собрался насиловать меня. Как будто действительно хочет лишь преподать мне урок. Ничего личного… И в тот момент, когда я встречаю его взгляд, моя последняя надежда на то, что он просто в очередной раз издевается, чтобы унизить меня, рушится окончательно. В его глазах сейчас такое ничем не скрытое желание, огонь, торжество, ярость. Голод, который может утолить хищник, только сомкнув зубы на дрожащем горле своей жертвы.

Он забирает футболку из моих рук, делает полшага назад, откровенно разглядывая меня, и проводит прямую линию от моих ключиц до застежки шорт, к которой я от ужаса не могу даже поднести руки. Подушечки его пальцев очень жесткие, загрубевшие от постоянных игрищ с маггловским оружием, мне кажется, будто они царапают мне кожу. Его ладонь на моем животе — я вижу его смуглые пальцы с длинными фалангами, на указательном — белая черточка шрама. Изображение такое четкое и неподвижное, как на фотографиях Лиз. А потом его рука смещается ниже, он чуть вдавливает пуговицу на застежке, но пока ничего не делает, я только ощущаю его взгляд, поднимаю голову и вижу его глаза, полные голода, вожделения и презрения. И я, к своему ужасу, не чувствую отвращения к нему, страшно и нереально, но я в тот момент неожиданно осознаю тепло его руки на моем теле и его горячее, ничем больше не сдерживаемое желание, струящееся с его пальцев мне под кожу. И мое тело предает меня, и я понимаю, что он не может этого не заметить. Усмехается, хищно и недобро:

- Как все просто, правда? Правильная жизнь, правильные желания, да, Поттер?

Теперь его жесткие ладони ложатся мне на плечи и я вдруг на секунду осознаю, как ощущается моя кожа под его руками. Бархатистая на ощупь… Золотая шкурка… Для него я просто мальчишка, просто привлекательное молодое тело, которое следует использовать по назначению. А я…я вношу свою плату за то, чтобы Рон и Нев, два великовозрастных придурка, вздохнули там, на острове, чуть свободнее. Да, за моих друзей… Только вот мое тело не хочет ничего знать о том, что я жертвую собой.

Глаза лорда Довилля чуть сужаются, он не перестает касаться меня, только руки его теперь скользят вниз по моим предплечьям, будто проводя огненную черту, вспарывая мою кожу. Он чуть поглаживает чувствительные впадинки на внутренней стороне локтя, я невольно вздрагиваю. А он ловит взглядом каждое мое движение и не позволяет мне обманываться:

- Что, Поттер, правильный брак, правильная карьера? Идеальный путь героя без отклонений от заданного маршрута? И вдруг твое тело оказывается таким отзывчивым. Не знаешь, почему? Отчего тебя заводят прикосновения человека, которого ты ненавидишь? Ты не знаешь? Я же сказал тебе раздеться. Ты не слышал?

Я понимаю, что никаких путей отхода у меня нет. Что если у меня и была малейшая возможность, я упустил ее пару минут назад, когда только увидел его на пороге этой комнаты. И посмел открыть рот, чтобы оскорбить пиратского капитана. Тем более глупо думать, что мне удастся уговорить его отступить, не трогать меня, в особенности после того, что он только что видел. А сейчас, если я все же совладаю с дрожью в руках и смогу стянуть с себя шорты и боксеры, увидит и еще больше. Почему я так реагирую на него? Оттого что мне 22, а у меня полтора года не было секса? И теперь мне безразлично, с кем и как, только бы кто-то прикасался ко мне? Даже он? Нет, я просто не в себе, это все из-за этого поединка, из-за того, я просто…

- Что застыл, Поттер? Ты провоцировал меня весь год, думал, как далеко ты можешь зайти?

Теперь он стоит у меня за спиной. Положив раскаленные ладони на мои лопатки.

- Ты в самом конце пути, Поттер. Можешь в этом не сомневаться.

Я бы мог ответить ему, что и не предполагал, как далеко может зайти он, но я молчу. Боюсь разжать ставшими вдруг такими сухими губы. У меня больше нет голоса. А его пальцы теперь медленно движутся вниз вдоль выступающих косточек позвоночника, и мне кажется, так стекает по коже раскаленный свинец, выжигая мою плоть. И я все время ощущаю его взгляд, жадный и в то же время острый и холодный, словно ломкий лед — он впервые позволяет себе так открыто смотреть на меня, прикасаться ко мне, словно проверяя приобретенный товар на ощупь.

Я пытаюсь дышать, но воздух не может наполнить мои легкие, так что выходит какой-то жалкий судорожный всхлип. Я не могу позволить себе быть жалким! Слышишь, Поттер, не смей! Ты же не был жалок. Когда дрался с ним! Когда его бич взрезал кожу и разрывал мышцы, почему ты не боялся тогда? Это просто следующий раунд, говорю я себе, ни для него, ни для меня наш поединок, начавшийся на пятачке, усыпанном белым песком, так и не закончен. Только теперь я не знаю правил… И у меня нет оружия, которое могло бы защитить меня. А от доспехов… остались только шорты.

Его руки смещаются ниже, через тонкую ткань он гладит выступающие косточки бедер. Я никогда так не осознавал своего тела…

- Тебе помочь? — теперь он дотрагивается до молнии, я непроизвольно дергаюсь, пытаясь отстраниться, и с трудом говорю, хрипло и еле слышно:

- Не надо, я сам.

Может быть мне не стоило тогда подчиняться ему, а надо было хотя бы попытаться поговорить с ним, остановить, но я был словно скован чарами — страха, повиновения, этого невесть откуда взявшегося возбуждения… И трясся, как осиновый лист, и мне было так важно не показать этого… Я даже пытался уговорить себя, что вот работает же кто-то в борделях, они же как-то живут… В общем, я стаскиваю с себя и шорты, и боксеры, стою, отвернувшись от него, и чувствую, как горят мои щеки и уши, как стучит кровь в каждой клеточке моего тела. И боюсь вздохнуть, чтобы он не заметил, что я весь дрожу.

Он обхватывает меня поперек груди, держит крепко, не давая вырваться, но я, скорее всего, и не стал бы. Его дыхание касается моей макушки, мурашки на шее, у него смуглые руки, с четко обозначившимися мышцами. И я ощущаю оглушительное биение пульса на его запястье, прижатом к моему плечу. Мне не справиться с ним… Его ладонь скользит по моему члену, как бы случайно. И тут я вдруг выхожу из транса, в который погрузили меня страх, отчаяние, его голос, его прикосновения…

- Не надо, не трогайте меня, — и я пытаюсь вырваться.

- Мы же договорились, что ты не сопротивляешься. Значит, я делаю все, что хочу. Так?

Я замолкаю. Что, надо было говорить с ним тогда? Надо было вырваться, создать между нами хоть какую-то дистанцию, позволить ему увидеть страх (а может быть, и не только страх, и именно этого я и боялся больше всего?) в моих глазах? Я уверен, он сделает все, чтобы унизить меня, а что унизить можно и вот так, заставляя кончить от того, как он касается меня — того, кого он якобы ненавидит. Просто плавные расчетливые движения — и я больше не пытаюсь сбросить его руку, а он все крепче прижимает меня к себе, конечно же, прекрасно чувствует и мою дрожь, и страх, и то, как срывается мое дыхание от тех волн, что охватывают мое тело — запретное, смешанное с ужасом удовольствие, которое я тщетно пытаюсь подавить.

- Что, Поттер, ты рассчитывал стать жертвой насилия? Увенчать себя очередными лаврами, на этот раз мученика? Что, не получается?

Его голос, сейчас почти шепот, но я и так могу угадать слова. И вновь скользящее движение — вниз и вверх, его пальцы неспешно обводят круг, легко прикасаясь к чувствительной головке, обхватывают плотнее — и я, не в силах сдержаться, подаюсь вперед, в извечном ритме жизни и желания, которые знать ничего не желают о моей гордости.

Его левая рука, только что чуть ли не до боли сжимавшая мое плечо, касается моего лица — пальцы скользят по подбородку и по пересохшим губам. Он снимает с меня очки и аккуратно откладывает их в сторону. Мир перед моими глазами перестает быть беспощадно отчетливым, я больше не осознаю незыблемость дверного косяка и стен бледно-желтого оттенка с едва различимой паутиной трещинок. А пиратский капитан разворачивает меня лицом к постели, ладони его довольно ощутимо надавливают мне на плечи, заставляя опуститься на колени. Лучше бы он просто грубо толкнул меня вперед, лицом вниз, чтобы я задыхался, зарываясь носом в покрывало, вдыхая запах нагретой ткани и легкие пылинки. Я готов принять любую боль — это то, что я умею принимать даже слишком хорошо. Но то, что делает он… он выворачивает мою душу. Шелестом ранящих меня слов, точно отмеренной лаской своих прикосновений…

Он заставляет меня наклониться вперед, я роняю голову на скрещенные руки. Извечная поза беззащитности… Я сам отказался сопротивляться… Белые и темно-зеленые хаотичные полосы узора на бледно-зеленом покрывале — все, что я могу видеть. Я ощущаю шершавую ткань его джинсов, касающуюся внутренней стороны моих бедер — он шире раздвигает мне ноги. Он даже не соизволил снять джинсы… Конечно, раздеваются рядом с теми, с кем действительно что-то связывает, хотя бы и обоюдное желание, рядом с теми, кого любят, хотят, кому доверяют. С теми, к кому можно прижаться потом, кожа к коже, бездумно пробегая пальцами по горячему телу, только что принадлежавшему тебе, обнять, шептать в макушку всякие глупости… А не с теми, кого хотят использовать ради минутной прихоти… Не с такими, как я…Я даже боюсь думать о том, как я выгляжу со стороны — наверное, как мальчик из борделя, к которому на пять минут забежал клиент. И ему нет до тебя ни малейшего дела, просто тобой можно заполнить паузу между полуденным кофе и газетой.